И. Д. Панцхава

Петрици

Самая блистательная эпоха нашего красноречия началась с Иоанна Петрици. Он был истинный философ, обожаемый поэт в Грузии и в полном смысле гений своего времени. Он писал почти во всех родах словесности и во всех родах приобрел знаменитость и уважение не только от своих современников, но и от просвещенных потомков.

Додаев-Магарский

…Без познания причин невозможно познание и знание…

Петрици

Панцхава Илья Диомидович (род. в 1907 г.), доктор философских наук, профессор, работает в области истории философии, диалектического и исторического материализма, атеизма и эстетики. Автор ряда монографий, ему принадлежит также перевод на русский язык сочинения Петрици «Рассмотрение платоновской философии и Прокла Диадоха».

Рецензент — доктор философских наук, профессор X. Н. Момджян

ВВЕДЕНИЕ

Иоанэ Петрици, известный также современникам под именем Иоанна-философа, был одним из самых талантливых ученых Грузии XI–XII столетий. Влияние мыслителя на культурную жизнь того времени было огромно, его испытали такие выдающиеся представители общественной и художественной мысли, как Иоанн Шавтели, Чахрухадзе, Шота Руставели. Будучи богато одаренной личностью, мыслитель чутко прислушивался к запросам эпохи. Он возглавил движение грузинского ренессанса XI–XIII вв., движение против засилья религиозных авторитетов, за освобождение человека от церковной опеки.

До наших дней дошло очень мало биографических сведений об Иоанне Петрици. Известно, что в начале 70-х годов XI столетия он был слушателем Константинопольской философской школы, основанной Михаилом Пселлом (1018—ок. 1078 или 1096). В эту школу Иоанн попадает, видимо, благодаря установившемуся в Грузии обычаю посылать молодых людей для получения образования в Византию. Здесь Иоанн не остается незамеченным, наоборот, за его успехи ему присваивают звание философа. В дальнейшем Иоанн-философ становится одним из активнейших участников кружка единомышленников, возглавляемого его учителем Иоанном Италом. В 80-х годах мыслитель вступает в борьбу с церковниками в защиту своего учителя, за что по указу императора Алексея Комнина его изгоняют из Константинополя. Скрываясь от преследований в Бачковском монастыре, он называется Петрици и с тех пор становится известным как Иоанн Петрици.

Анализ философской деятельности мыслителя приводит к выводу, что он был увлечен античным миром. Петрици воспринимает философские концепции мыслителей Эллады как нечто родное и становится блестящим знатоком их взглядов. Он с большой любовью относится ко всем представителям античной философии, ведет решительную борьбу против искажения их концепций и стремится адекватно передать взгляды эллинских философов в переводимых сочинениях. Он разрабатывает теорию перевода и сам переводит античных мыслителей на грузинский язык. Страстная увлеченность античностью сделала его одним из выдающихся борцов восточного ренессанса и главным участником грузинского возрождения XI–XIII вв. Его имя всегда было в центре внимания историков Грузии.

Русская общественность впервые узнает о грузинском философе благодаря книге известного историка и географа Э. А. Болховитинова «Историческое изображение Грузии в политическом, церковном и учебном ее состоянии» (1802), в которой говорится, что философ Иоанн Петрици переводил с греческого на грузинский язык много философских и богословских произведений (см. 17, 72). В 1804 г. книга Э. А. Болховитинова издается в переводе на немецкий язык. Спустя 30 лет известный деятель русско-грузинского просвещения Додаев-Магарский (Соломон Додашвили) подробно знакомит русскую общественность с представителями грузинской философской и художественной мысли в «Тбилисских ведомостях». В «Отделении литературном» (январь 1832 г., № 1) была помещена статья Додаева-Магарского «Взгляд на грузинскую литературу» [1] . Раскрывая мотивы, побудившие его написать эту статью, Додаев-Магарский указывал: «Мне случалось быть свидетелем утвердительных суждений… что Грузинский язык беден Литературными произведениями, необработан и в отношении к гармонии не имеет никакой приятности. Зная свой природный язык и желая удостоверить сих почтенных особ в том, что в Грузинском языке находится много прекрасных литературных произведений и переводов… я почел нужным сперва сообщить небольшое обозрение истории нашей Словесности…» (цит. по: 19, 38–39).

Статья Додаева-Магарского привлекла внимание современников и была перепечатана «Московскими ведомостями». Через четыре года (в 1836 г.) она появилась в таком авторитетном издании, как «История древних и новых литератур, наук и изящных искусств» А. Жарри де Манси. Статья напечатана на десяти страницах, из которых три отведены Иоанну Петрици. «Самая блистательная эпоха нашего красноречия, — пишет Додаев-Магарский, — началось с Иваном Петридзе. Он был истинный Философ, обожаемый Поэт в Грузии, и в полном смысле гений своего времени. Он писал почти во всех родах Словесности, и во всех родах приобрел знаменитость и уважение не только от своих современников, но и от просвещенных потомков» (там же, 42). «О достоинствах сего великого писателя, — по словам Додаева-Магарского, — можно судить из восторга, с коим превозносил оные Кафоликос Антоний [2] , один из отличнейших Грузинских писателей XVIII века. В прекрасном послании своем Кафоликос изъясняет свои восторги следующим истинно пиитическим обращением, которое постараюсь представить в переводе, придерживаясь как можно более буквального смысла подлинника». Далее следует текст послания в переводе Додаева-Магарского: «Теперь, взяв в руки перо, я теряюсь в восторгах при воспоминании о тебе; и что мне сказать о тебе! Я в недоумении: хочу писать в похвалу преподанных тобою правил, но не нахожу достойных выражений; я не в состоянии возвысить речей моих на равную ступень с твоими. Лучше молчать, нежели хвалить твои высокие мысли простыми выражениями. Но желание мое выше всех слов, а потому дерзаю писать и скажу, что сия речь моя к тебе не есть похвала мудрому из мудрых, а только изображение моего желания… Светят употребленные тобою слоги, которые ты ввел для образования нашего языка; блестят слова твои более драгоценных камней; сияют речи, подобно светилам небесным. Все твои писания тверды и незыблемы; основательные и истинные доказательства, в отношении предметов философских и богословских, неоспоримы и никем не могут быть опровергнуты. Справедливо тебя назвали Философом. Ты постигаешь отвлеченные предметы и причины их. Ты достиг совершенного познания всех существ и тварей, а потому и называешься истинным Философом…Астрономическое твое изъяснение истин удивило бы Диодоноса, Прокла и Платона. Толкование твое богословских истин, по естеству и по откровению, показывает величие твоего ума. Твои метафоры изложены с пиитическим искусством и Аттическою приятностию. Сочинения и переводы твои показывают беспримерное авторство, грамматическую чистоту, риторическую точность и высокое красноречие…Стихи твои сияют подобно лучам солнечным, цветут как сады майские, зреют как плоды деревьев, изливают приятные ароматы лилий и фиалок…Ты слушал курс Философии; ты богат стоическою ученостью и перепатетическими познаниями; Грузию превратил в Афины, и прогнал из нее темноту невежества.

Я также читал бессмертное творение Ивана Петридзе, — пишет Додаев-Магарский. — Напитавшись тщательным изучением образцовых сочинений древних, он пересадил на родную почву красивые цветы Словесности, утвердившие славу Эллады… С того времени в нашем отечестве распространились науки, умножились книги и училища, так что царствование ТАМАРЫ, последовавшее за тем, сделалось блистательнейшею эпохою для Грузинской Литературы» (там же, 42–44). Статья Додаева-Магарского сыграла важную роль в пробуждении интереса к грузинской культуре среди представителей русской интеллигенции, а трагическая судьба автора статьи — его героическая смерть в Сибирской ссылке за участие в восстании 1832 г. — послужила для последующих поколений примером единства революционных сил в борьбе против русского самодержавия.